Пumaння зakpumо. Б0єць ЗCУ, яkuй мaв nigipваmи Чoнrаpcьki мocmu poзnoвiв щo нacnpавgi mpаnuлocь

По словам военного, гдето через 10 минут после начала обстрела он решил взорвать мосты. 

"Я пытался осуществить подрыв, но взрыва не произошло. Я должен был его увидеть. Я стоял именно возле мостов, на первой линии. Пытался переподключить, перепроверить провода: может, какаято ошибка произошла, неправильно чтото подключили. Подключил заново, снова попробовал. Раза три это сделал взрыва не произошло. Я не сапер, но тут варианта два: либо была высажена диверсионная группа, либо провода подрыва были повреждены минометным обстрелом. И тогда уже действовал по приказу надо было отходить на другие позиции", рассказывает Иван. 

Он говорит, что у них заранее было оговорено: поскольку он должен был взорвать мост, то мог не успеть отойти вместе со всеми, поэтому в таком случае должен был отходить на своем авто, как собственно и произошло. 

Иван Сестриватовский отходил вместе с двумя срочниками, но в их авто попали из гранатомета, и его отнесло в сторону, а мужчина получил ранения. Машина получила существенные повреждения, поэтому они продолжили отход уже пешком. 

"Пытались вместе со срочниками отойти пешком, насколько получится, я уже сам нарисовал маршрут. Потом к нам присоединились трое пограничников, которые тоже не успели уйти вместе с колоннами. Я видел, как первые пошли российские танки, потом ПВО заходила. Мобильная связь еще была, я связывался с командиром роты, докладывал ему. Сначала считали, сколько и какие машины идут. С моей стороны я сделал все, что было возможно. Примерно в 4 часа вечера того же дня нас окружили уже так, что не было куда деваться. И тогда нас взяли в плен", рассказывает украинский защитник. 

По словам Сестриватовского, их доставили в оккупированный Крым. Там поинтересовались, нужна ли им медицинская помощь: у Ивана была сломана рука, у одного из срочников был перелом, а у одного из пограничников осколочное ранение. Их перевезли в госпиталь в Джанкой, а затем в госпиталь в Симферополь. 

"Сначала мы были вместе с российскими ранеными, их было очень много, а нас, украинских раненых, 1415 человек. Только дня через 34 нам сделали отдельную палату, охрану поставили. Россияне не знали, что я именно тот человек, который должен был взорвать мосты. Меня, конечно, допрашивали. Если бы сказал, кто я, допрашивали бы еще жестче, поэтому я решил молчать. У них стандартный набор вопросов: где склады, где горючесмазочные материалы, куда их перемещают. Их интересовало все. Сначала были какието вопросы по мостам, но мой ответ был: я не сапер, ничего не знаю", рассказывает Иван. 

Затем их перевезли в тюрьму в России и там допросы стали "жестче": применяли электрошокеры, резиновые палки, били ногами. 26 апреля Иван Сестриватовский попал под обмен и вернулся в Украину и на службу. До сих пор ни военное руководство, ни следователи по делу Чонгара с ним не связывались. Он сожалеет, что так и не выполнил тогда поставленную перед ним задачу по подрыву моста. 

"Я не могу точно вспомнить, как я узнал, что историю с мостами на Чонгаре обсуждает вся Украина. Но когда узнал, был поражен. Как так случилось, что никто не знает, как было на самом деле, и когото обвиняют? Я лично считаю, что если бы мосты и были взорваны, это не остановило бы наступление. Только задержало бы, но ненадолго на часполтора. Они бы просто бросили понтоны. Мой непосредственный командир с Чонгара погиб. Среди других свидетелей тех событий один точно живой, матрос. Почему мосты не взорвались? Я для себя ответ знаю: или диверсионная группа зашла с той стороны, или провода были повреждены минометом. Другого ответа у меня нет, и я его не ищу", говорит украинский защитник.